Любовь во время войны

«Я сейчас только и живу твоими письмами из дома. Ведь иначе я сейчас ничего не имею и ничем не располагаю». 15 ноября 1944 года.

Аккуратные округлые буквы, где карандашные, где перьевые, плотным потоком ровных строчек покрывают нелинованный листок. На бумаге дряхлеющие следы от диагональных сгибов – лист складывается в конверт-треугольник. Письма, написанные под гул взрывов и треск пулемётных очередей, доверху наполняют большую тяжёлую картонную коробку, которая, словно не выдерживая груза памяти, начинает расходиться по углам. 500 писем написали за время Великой Отечественной друг другу Василий Николаев и Екатерина Гнусова.

Эти письма, не в силах сдержать слёз, с гордостью и горечью в голосе читает их дочь Людмила. Энергичная, говорливая женщина стоит в центре большой комнаты, окна которой выходят на улицу Вязовская. Квартира уставлена советской мебелью, под потолком лепнина – эту «двушку», предмет зависти знакомых, Василий Николаев получил уже после войны, когда вернулся в Нижний Тагил и работал в милиции (инспектор ГАИ, оперуполномоченный УгРо, следователь, начальник отделения милиции на Красном Камне – это только часть послужного списка главы большого семейства).

— А он-то какой красивый был! И мама – красавица, — Людмила Васильевна указывает рукой в сторону больших фотопортретов родителей, стоящих на шкафу.

Женщина с восторгом отзывается об отце как о настоящем мужчине.

— Он был увлекающейся натурой. Поехал к двоюродной сестре в Феодосию. И так ему понравилось море! Купил на горе сад, большой виноградник. Шесть лет мы этот сад держали. Он как хороший садовод таскал землю из леса – по два мешка на плечах. Посадил персики, абрикосы, миндаль. Мама розы развела разные. Была сказка! Он уже был на пенсии, на всё лето туда уезжал. А однажды кроликов развёл в гараже. Да не одного, 30 штук! И если брался, то всё серьёзно делал, на века. Книжками обложится, всё изучит досконально, вольеры такие основательные построил. Машину продал, завёл кроликов. Да они как начали расти! А убить их он не смог. Всем же дал имена… Мишка, помню, был такой, здоровый! Раздать потом пришлось знакомым, — вспоминает Людмила.

Она выкладывает на диван большой фотоальбом. В детстве отец не разрешал ей листать его, боялся, что испортит снимки.

На них он, молодой красавец-военный с фронтовыми товарищами. Большие светлые глаза спокойно смотрят куда-то вдаль, сквозь тебя. Тут же на фотографиях его возлюбленная Катюша – дородная уральская красавица, кровь с молоком. Люда втайне от родителей брала альбом и рассматривала снимки.

Отца нет уже больше 20 лет. Маме 90, на уверенную в себе статную женщину на фотокарточках она почти не похожа. С постели не встаёт, смотрит на большую фотографию счастливой семьи – она молодая, муж рядом и двое детей, сын и дочка. Помнит ли она похожую на сказку историю, которую посчастливилось ей пережить? Как была она Катюшей, которая сберегла любовь. Любовь, которой бы не случилось, если бы не война…

Дело в том, что красивый солдат на фотографиях из альбома, Василий Николаев, родился под Ленинградом. И в 14 лет пошёл работать слесарем на завод. Когда война началась, завод эвакуировали в Нижний Тагил.

Катя Гнусова с родителями, двумя сёстрами и двумя братьями, жили в небольшом доме на улице Волкова – сейчас она называется Подгорной. В доме – одна комната и кухня. Но пришлось потесниться – эвакуированных рабочих селить было некуда, распределяли по местным семьям.

— Она со своей мамой шла в магазин за хлебом, когда им сказали – расселяют по квартирам, вам достался молодой парень, — пересказывает воспоминания родителей Людмила и заливается звонким смехом, представляя картину их знакомства, — Он пришёл к ним с одним матрасом!

Скромный, непьющий Василий скоро стал в семье как родной сын – всё, что зарабатывал, приносил в дом, мать Екатерины по утрам давала ему на работу хлеб и молоко. Он подружился с сыновьями Гнусовых. А на Екатерину смотрел с интересом, она же относилась к парню настороженно. Так прошли три месяца. Василия отправили в командировку в Екатеринбург. Там он добровольцем записался на фронт. Но до ухода на войну так и не признался в своих чувствах.

И полетели письма. Столько любви и нежности в каждой строчке – так, будто бы она последняя в жизни. Но ведь она и могла стать последней…

«Катюша, как жаль, что больше не могу прийти к вам. Я думал, подольше пробуду в Тагиле, но не сбылось. Разделяете ли Вы мои чувства? Я тебя полюбил, когда жил в вашем доме. Сразу же. Но мне было неудобно. Надо было проверить свои чувства. Интересно, ты замечала? Или старалась не замечать? В отношении тебя я проявил застенчивость больше, чем нужно. Ну что ж, как говорят, сам себя ругай, сам себя жалей. […]Я любил тебя, люблю и буду любить. Хотя бы моя любовь и не была взаимной. Когда был в последний раз у вас, ты меня проводила. Моё прикосновение… Эх, Катюша, неужели мы не будем больше рядом друг с другом? Может, ты думаешь о другом? Нет, я не хочу об этом думать. Милая моя, дорогая Катюша, ты меня просила прийти к вам. Я об этом мечтал. Но судьба – когда что-нибудь думаешь сделать одно, всегда готовит другое. Сегодня идём получать машины. Катюша, извини, что сделал такой перерыв, дописываю письмо в дороге, вагон трясёт и качает. Так прощай же пока, моя любимая, дорогая, родная Катюша. Крепко-крепко целую тебя, твой Василий. Февраль 1943 года»

Харьков, Кривой Рог, Курская дуга, форсирование Днепра – в составе танкового экипажа Василию Николаеву довелось пережить много страшных и героических сражений.

«Дорогая Катюша, сейчас иду в бой. Если что, любил до конца. Идут уже немецкие танки. Привет от экипажа. Прощай, крепко целую, твой Василий. Если вернусь из боя, сразу напишу».

— Он не рассказывал особо о войне. Может, жалел меня. Я сейчас расспросила бы о многом, но уже некого… Только одно папа вспоминал всю жизнь – как в 43 году его полк двигался в Харьков и попал в окружение, — в глазах Людмилы Васильевны стоят крупные слёзы.

«Под Харьковом в 25 километрах есть город Золочев. Нам поставили задачу идти в атаку и овладеть городом. Отдан приказ, машины рванулись, окутывая всё пылью и дымом. Ринулись к окраине города. Немецкие пикирующие бомбардировщики, что называется, не давали поднять головы. Ворвались в город. Но мы, в пылу боя, уничтожая немецкие пулемётные орудийные расчёты, оторвались от пехоты, ушли вперёд. Теперь мы были в расположении врага. На нашем пути всё горит, рушится, падает мёртвым. Повозки, машины, танки, сами фрицы, которые метались в страхе при нашем появлении. Но машина наша была подбита замаскированной хорошо противотанковой пушкой. Страшной силы удар потряс машину, командира ранило. Мы с механиком, не оборачиваясь, смотрели только вперёд. Он ведёт машину, я веду уничтожающий огонь из пулемёта. И вот в этом разгаре Башкир кричит, что машина после удара горит. Но она продолжала горящая идти вперёд. На крик оглянулись – горело горючее, выливаясь из пробитых баков. Вдруг мотор заклинило. Огонь, играя пламенем, подходил под нас. В первый момент были в замешательстве, но в мозгу сразу мелькнула мысль, что в машине оставаться невозможно. Значит надо взять, что успеем, из оружия. Выбрасываю автомат, к нему запасной диск, две сумки с гранатами и опалённый пламенем выскакиваю из машины. Взять что-нибудь из обмундирования или хотя бы плащ-палатку или продукты было невозможно. Когда выскочили из машины, навстречу нам бежали фрицы: «Рус, сдавайся!». Нашим ответом был бросок пары гранат, что стало после их разрыва, смотреть было некогда. Мы бросились в огороды. В след гремели автоматные очереди гадов-немцев. Бежать было невозможно, мы поползли. На нас падали жёлтые головки подсолнухов, срезанные очередями. Мы были пока невредимы и изнемогая ползли под августовским солнцем, надеясь пробраться к своим. Танк горел, а мы лежали в пшеничном поле. Шёл дождь. И было очень холодно. Вдруг, откуда не возьмись, появилась женщина. Все думали, что она нас выдаст. Но она тайком принесла еду».

Всю последующую жизнь Василий Николаев надеялся найти эту женщину и поблагодарить её – она фактически спасла солдату жизнь. Но не случилось. Ещё один человек, которого он вспоминал добрым словом и с благодарностью, — командир полка. После Сталинградской битвы он вызвал к себе Василия и объявил, что отправляет учиться в танковое офицерское училище.

В марте 45 Васили окончил учёбу. И довелось ему снова попасть в Нижний Тагил – нужно было получать танк. Конечно же он бросился в дом Гнусовых, повидаться с любимой Катюшей.

А потом был Первый Дальневосточный фронт, Манчжурия, Корея. Он звал Катю к себе, но мама уговорила её остаться в Тагиле – нужно было доучиться в машиностроительном институте.

Когда Василий снова приехал в Нижний Тагил, то сразу повёл Катюшу в ЗАГС – после шести лет разлуки жить порознь уже не было сил. Поженились тайно. Но не зря говорится, что Тагил – маленькая деревня. О том, что Василий и Катя теперь муж и жена как-то быстро все прознали. Отгуляли свадьбу.

Потом были командировки в ГДР, в Киев, Львов, Николаев… Любопытный случай произошёл с возлюбленными в столице Украины. Встретить Катю Василий почему-то не смог. Она с вокзала, не зная, куда идти, отправилась к Киево-Печёрской лавре. Огромный город с множеством жителей. Сотовых телефонов ещё и в помине не было. Какова вероятность случайно встретиться двум людям, если не связаны они загадочной и невидимой нитью? Возле Киево-Печорской лавры увидела Катя грузовой трамвай. На нём ехал солдат в шинели – это был Василий, ему нужно было попасть на почту, чтобы отправить письмо.

В 1956 году семья вернулась в Нижний Тагил – Екатерине было тяжело с двумя детьми в разъездах без помощи родственников. Василий стал служить в милиции…

— Какими вам запомнились отношения между родителями? – спрашиваю у Людмилы.
— Вы знаете, иногда мне казалось, что он любил меня больше мамы. Но когда он уже умирал… Мы вызвали скорую. Его уносили, и он меня как будто даже не видел. Сказал маме на прощание: «Катя, поцелуй меня». И столько в этих словах было любви.. столько… «Катя, поцелуй меня».

Лет 10 назад Людмила с мамой ехали в трамвае. И заметили, что на них пристально смотрит какая-то старушка.
— Я думаю – что ей надо? А она подошла к маме и говорит: «Катенька, это вы? Я – почтальон, которая вам носила письма во время войны. У меня больше никто так не писал – каждый день, да по несколько писем. Я вас на всю жизнь запомнила».

Ольга Рыжих