Дышать в Тагиле, пить в Тагиле, расти в Тагиле. Текстовая версия программы “Три кита”

Три четверти населения России проживает на территории, которая подвергается негативному воздействию со стороны объектов промышленности. Пятая часть всего объема сточных вод сбрасывается в водные объекты без всякой очистки, 70% – недостаточно очищенными, 30-40% населения пользуются водой, не соответствующей гигиеническим нормам.

Ежегодно образуются примерно 4 миллиарда тонн отходов, 4 миллиона гектаров занимают только санкционированные места размещения отходов, их площадь ежегодно прирастает на 400 гектаров.

Такие пугающие цифры опубликованы в стратегии экологической безопасности России на период до 2025 года. Ее накануне утвердил Президент России.

Чем дышать? Что пить? Как выживать в Нижнем Тагиле? Что происходит с почвой, водой и воздухом в нашем городе? Как это влияет на жителей? Какова главная экологическая проблема Нижнего Тагила? На что каждый из нас готов, чтобы выжить?

 Загрузка ...

#РастиВТагиле

Татьяна Жуйкова, доктор биологических наук, руководитель экологической лаборатории Нижнетагильского государственного педагогического института

– Правильно ли я понимаю, что в этой экологической лаборатории вы изучаете экологию Нижнего Тагила, состояние почвы, воды, воздуха, и как это все влияет на жителей?
– Да, абсолютно верно. Надо сказать, что идея экологической лаборатории у нас возникла в самый актуальный для нашего города период, и появилась она не случайно, потому что общественность, наши преподаватели, ученые занимались вопросами экологии, и в 1998 году был получен большой грант в рамках российско-американского проекта.

– То есть, в 1998 году ваша лаборатория появилась?
– Да, в 1998 году она появилась и с 2000 года я ей руковожу параллельно со своей основной преподавательской деятельностью. Но лаборатория функционирует активно и занимается фундаментальными вопросами экологии в нашем городе.

– Какая экологическая проблема в Тагиле доминирует?
– Длительное время это была проблема загрязнения воздуха. Если мы возьмем период 80-х годов, то на нас ежегодно сваливалось более 200 тысяч тонн полиметаллической пыли. Это была основная проблема.

– Cейчас ситуация изменилась?
– Сейчас 113 тысяч тонн. Но проблема остается другая.

– Правы жители города, поучаствовавшие в опросе или нет?
– Дело в том, что они подразумевают под отношением горожан к своему дому. Если они понимают «к дому» как к городу, то это действительно так. Социальный фактор имеет большое значение и не случайно мы уже много лет занимаемся формированием экологического мировоззрения. Если они имеют ввиду отношение к дому, как к микроэкологическому сообществу, то это другое. Думаю, что эта фраза понимается в широком смысле слова.

Если вернуться к тому о чем был вопрос, то и ученые подтверждают улучшение экологической ситуации в городе, и жители это тоже заметили. Не случайно в вопросе было сказано, что «20 лет назад», и я это сказала. Если в 80-х годах был выброс 200 тысяч тонн, то сейчас он намного меньше, но встает вопрос почему происходит это снижение. Две основные причины. Это экологизация промышленных производств. И наше основное градообразующее предприятие соответствует стандартам ISO и проводит активные экологические мероприятия. Но есть вторая сторона — это экономическая составляющая. Очень много промышленных предприятий снизили свою мощность. И сейчас не только мы, но и в целом по стране очень активно развивается направление, связанное с изучением восстановления экологических систем в результате снижения деятельности промышленных предприятий.

– Вы говорите, что загрязнение воздуха не так актуально, оно уменьшилось. Какая проблема сейчас выходит на первый план?
– Если брать территорию нашего города и то чем мы занимаемся, то основная проблема связана с деградацией земель. На сегодняшний день у нас нарушено, деградировали более 52 тысяч гектаров земли. Это практически вся территория, на которой мы находимся. Территория подвержена либо техногенным нарушениям, это отвалы, карьеры, шкалохранилища. И это сельскохозяйственная деградация земель.

– А в чем тут опасность?
– В целом опасность для сообщества. Вы употребляете всю растительную пищу с этой территории. У нас все предприятия находятся в черте города. Мы изучаем отвалы ВГОКа. Около отвалов, на территории отвалов люди собирают грибы. Там огромный полиметаллический фон, а люди собирают грибы. А они чуть ли не светятся. Мы несколько лет изучали накопление тяжелых металлов в грибах, и было показано, что там недопустимые уровни содержания свинца, меди, кадмия в этих грибах.

– И эти металлы вредят.
– Есть правило аккумуляции. Три передаче трофической цепочки происходит накопление любого тяжелого металла, в том числе и тех, которые находятся в нашей почве. Чем на более высоком уровне организации мы находимся, тем больше металлов попадает в наш организм. Поэтому загрязнение почв сейчас самая актуальная проблема в Тагиле.

– А откуда в почве вся эта таблица Менделеева?
– Основные источники сверху. Атмосферное загрязнение, попавшее в почву, неважно в какой период, происходит депонирование в этих средах. Все наши отвалы, это все хранилища этих полиметаллических соединений. Наши отвалы обогащены свинцом, медью, никелем.

– Обогащены в плохом смысле слова?
– Даже не могу сказать в плохом или хорошем. Если подойти со стороны исследователей, а не просто обывателей, то это определенный фонд, который потом человечество может использовать для себя.

– Запас на будущее.
– Да.

– Что можно сделать, чтобы улучшить ситуацию?
– Можно сделать очень многое. Промышленность стала работать с меньшей интенсивностью, и загрязнение идет с меньшей интенсивностью. Природа такова, что самовосстанавливается очень быстро. Идут процессы самоочищения и самовосстановления. Поэтому если раньше мы говорили, что Нижний Тагил это чуть ли не зона экологического бедствия, когда в 1994 году мы чуть-чуть не получили этот статус. С 1996 года мы активно проводим исследования на территории нашего города, мы фиксируем процессы восстановления сообществ, не связанные с деятельностью человека.

– Человек приспосабливается к условиям, все эти природные сообщества? биоценозы, тоже приспосабливаются. Получается можно ничего не делать?
– Совсем ничего не делать нельзя. Если брать те же тяжелые металлы, исследованием которых мы занимаемся, то период полуудаления свинца составляет полторы тысячи лет. То есть это никуда не денется, оно законсервировано в тех почвах, с которыми мы имеем дело.

– А из почвы он попадает в овощи, которые мы выращиваем на огородах.
– Конечно. И в грунтовые воды попадает. Есть процессы связанные с рекультивацией, то есть то, что может делать человек. На сельскохозяйственных территориях идут процессы рекультивации, идет очищение человеком. Территории засеваются специальными растениями, которые аккумулируют все эти вещества, и потом идет переработка этих растений в специальных установках. Это можно делать. Если не брать глобальный масштаб, то нам как отдельным жителям города с загрязнением бороться трудно. Но мы можем опуститься на свой уровень и если, например, взять меня как обычного жителя, то я могу ходить и не бросать бутылки, банки. Пусть это и загрязнение мусором, но это не тот мусор, который переработается за один день.

– Правильно ли я понимаю, что изучение того как рекультивировать, как утилизировать те или иные отходы, это сейчас передний край экологической науки?
– Как переработать. Да. Сейчас это новое направление получает поддержку, в том числе грантовую.

– То есть, сейчас в России это востребовано, есть заказ для науки?
– Конечно. В какой-то степени мы подойдем к этому и будем заниматься очень активно, и те, кто понимает, что это прибыльное дело уже занимаются этим. Потому что когда-то наши ресурсы закончатся, и тот же малахит, который раньше добывали, сейчас уральского малахита уже нет. Мы будем вынуждены перейти на вторичную переработку сырья, которое у нас сейчас есть.

– Для экологии это какое значение имеет?
– Это сохранение первичных полезных ископаемых. То есть мы не будем добывать, а будем вторично перерабатывать сырье. Что и в принципе должно быть. Эколого-экономические аспекты природопользования заключаются в том числе и в переработке вторичного сырья. А для экологии — это сохранение первичных ресурсов.

#ПитьВТагиле

Нижний Тагил берёт питьевую воду из двух водоёмов. Вагонку и Гальянку снабжает Черноисточинский пруд. Остальные районы «пьют» из Верхне-Выйского. На этом гидроузле отсутствует система водоподготовки. Вода из Черноисточинского пруда предварительно проходит через сложную систему фильтров и отстойников. После этого она хлорируется – таковы санитарные требования. Вода из Верхне-Выйского пруда лишь обрабатывается хлором и сразу подаётся потребителям. Проект очистных сооружений для Верхне-Выйского гидроузла в ценах 2015 года стоил более одного миллиарда рублей.

Проблемы возникают и на Черноисточинском водохранилище. Летом 2016 года там произошёл массовый мор рыбы. Его объяснили небывалой жарой и разрастанием сине-зелёных водорослей. Также в питьевой пруд попадают стоки посёлка Черноисточинск – через разрушенную местными жителями дамбу. Позже в Минприроды утвердили план реабилитации Черноисточинского и Верхне-Выйского водохранилищ. В рамках него Черноисточинский пруд очищают от плавучих островов, проведена очистка шламонакопителя, который из-за переполнения тоже загрязнял воду пруда.

Теперь систему водоснабжения Нижнего Тагила собираются отдать в концессию. Предполагается, что при минимальном участии регионального и муниципального бюджета и с учетом регулируемого роста тарифов в реконструкцию системы водоснабжения города будет вложено не менее 20 миллиардов рублей. Проект рассчитан на 6 лет, а инвестиции будут возвращены. Конкурс на право заключения концессии будет размещён до 1 декабря.

Андрей Волегов, эколог

– Как вам эта информация? Вашим данным она соответствует?
– Да, информация, которая прозвучала соответствует действительности. Единственное что вода на Верхневыйском гидроузле не очищается, а обеззараживается диоксидомхлора, вода на Черноисточинском гидроузле проходит трехступенчатую очистку, но не подразумевает очистки от ионов аммония, аммиака, то, что было в прошлом году. Нужно делать модернизацию Верхневыйского и Черноисточинского гидроузлов, в том числе делать фильтровальную станцию, она стоит около миллиарда рублей.

– Вы активно собирали подписи за то, чтобы обратить внимание на проблему с водой в нижнем Тагиле. Как тагильчане отнеслись к этой инициативе?
– Тагильчане отнеслись радушно. Нам звонили старшие по домам и просили дать им собрать подписи, сколько есть подписных листов. Также активно подключались и предприятия, например, «Уралвагонзавод».

– Сколько всего подписей было собрано?
– 11 908, потом еще 600 было собрано. Было обращено внимание прокуратуры, правительства на эту проблему даже не количеством подписей, а фотографиями, которые были сделаны во время мора рыбы.

– Подписи были собраны для участия в программе, которая уже заканчивалась к тому времени.
– Для того, чтобы Правительство РФ обратило на нас внимание и помогло в решении проблемы, мы предлагали включение города в программу «Чистая вода».

– Но она уже заканчивалась. Вы знали об этом, когда собирали подписи?
– Когда уже были готовы бланки, подписные листы, текст, вот тогда это стало известно. Но общественностью было принято решение продолжить, так как в тексте было указано обратить внимание на проблемы водоснабжения.

– Почему вы решили всю эту деятельность со сбором подписей затеять?
– Мы уже занимались проблемой с 2014 года, и с каждым годом ситуация ухудшалась. Роспотребнадзор и прокуратура говорили, что в 2014 году порядка 70% износа сетей было, то в начале 2016 года — уже 90%, а в некоторых местах уже 100% износа. Тенденция нарастала и хотелось всеми силами сделать так, чтобы этот вопрос начал решаться.

– Есть информация, что вы планировали стать председателем общественной палаты Свердловской области, и это был предвыборный пиар.
– Не председателем общественной палаты Свердловской области, а недавно были выборы в общественную палату Российской Федерации, и там я решил побороться с Виницким, чтобы отстаивать честь области на федеральном уровне.

– Для чего?
– Для того, чтобы легче было решать те проблемы, которые у нас есть в городе. Мы сегодня ездили на карьер, посмотрели как затапливается аглофабрика, как там происходит круговорот через магнетитовые шахты и в самом карьере. Если шахту закроют и будет затопление, то «поплывут» район ВМЗ, Голый камень.

– Вас слышат по этим проблемам?
– Мы обращаемся. Где-то все решается быстро. За два года переписки с администрацией удалось обратит внимание на район Новой Кушвы и очистить 3 или 4 улицы, которые были завалены мусором. Мы пошли на то, чтобы показать этот репортаж в «Мобильном репортере».

– У нас актуальна проблема вторичного загрязнения воды. Насколько реально у нас такую проблему решить?
– Нам нужно финансирование. Замена одного километра водовода стоит 10 миллионов рублей. У нас 530 километров водоподведения и 540 канализования и водоотведения.

– Сейчас какая вода у нас в кранах? На ваш взгляд, она чистая?
– Я пользуюсь колодезной водой, вожу со скважины со своего участка. Воду из-под крана использую, чтобы помыться или помыть посуду.

– По статистике за 2016 год тагильчане в Роспотребнадзор пожаловались на воду более 100 раз, а на состояние атмосферного воздуха всего 7 раз. На ваш взгляд, почему такой перевес в сторону воды?
– Потому что в прошлом году с водой было резкое изменение в худшую строну, что вызвало стресс у людей. То что ЕВРАЗ НТМК и Коксохим постоянно выбрасывают в атмосферу вредные вещества, с этим население уже постепенно смирилось.

– То есть бесполезно сейчас писать жалобы?
– Это не бесполезно, но это нужно делать коллективно, чтобы было не одно обращение. И постоянно по фактам вызывать Роспотребнадзор. Только сообща мы можем все решить, а по одиночке сложно.

– Вы верите, что активная гражданская позиция может решить проблему?
– Да. Когда мы вместе, то уже представляем силу и с нами будут считаться и обращать внимание на проблему.
 
 

Игорь Болонин, журналист, Магнитогорск

– Как проблему с водой решили в вашем городе?
– В большей части Магнитогорска проблем с питьевой водой не было. Чтоб не быть голословным – вот вода, набранная из центрального источника водоснабжения, из-под крана, которую совершенно спокойно можно пить (делает глоток из стакана с прозрачной водой). И не опасаться за своё здоровье.

– Она не кипячёная?
– Нет, обычная вода из-под крана.

– Но ведь у части города были проблемы с водой?
– Прооблемы были у жителей левого города последние лет 15-20. Это примерно 50-70 тысяч человек. Вода шла из крана по цвету практически как Кока-кола. Запах и вкус были не очень. А в других частях города, при этом, всё было нормально. Пили воду из-под крана.

-А из-за чего так происходило?
– Карадырский водовод – стальная труба длиной 18 километров, проложенная около 60 лет назад. Днём из-за низкого потребления воды она не полностью заполнялась, только наполовину. Вечером люди приходили домой, включали напор, вода начинала смывать со стенок весь этот ржавый налёт. Вода имела нехороший цвет, люди не могли её пить. Писали письма во все инстанции. И всё-таки городские власти, коммунальные предприятия повернулись к ним лицом и начали комплексно решать проблему. Она решилась за несколько лет.

– В какую сумму это обошлось?
– Это не больше сотни миллионов рублей. 200 или 300. Что сделали. По территории Магнитогорского комбината протянули нитку водовода дополнительную. По ней пустили питьевую воду.

– Сколько времени на это ушло?
– Конечно, это всё заняло не один год, включая подготовительные работы. Но сейчас проблема решена, люди на левом берегу получают в дома нормальную воду, могут пить её, как и все остальные магнитогорцы, и не знать бед.

#ДышатьВТагиле

Александра Климович, переводчик, Шанхай

– Александра, расскажите о ваших впечатлениях от экологической обстановки в Шанхае
– Мои впечатления такие, что смог здесь не каждый день, но он бывает достаточно часто. И иногда на улице тяжело находиться из-за загрязнённого воздуха. Воду, естественно, пить нельзя из-под крана. Это естественно.

– А на севере Китая, говорят, обстановка ещё хуже?
– Там намного всё хуже. Там каждый сезон какая-то своя экологическая проблема. Основной комплекс проблем из-за того, что там центральное отопление на угле. И очень многие заводы используют уголь. Поэтому очень большой выброс СО2. И очень много машин, трафик сильный. В принципе, в Шанхае тоже очень сильный трафик. Из-за этого выхлопные газы концентрируются очень сильно. И когда я жила в Пекине, например, там без маски зимой вообще невозможно находиться на улице.

– А если сравнить с нашими городами, с Екатеринбургом, например, где вы жили?
– У нас лучше. Но у нас ухудшается. В Екатеринбурге в последние два года я тоже могла замечать смог. Особенно летом, особенно когда горят торфяники, например, когда жара. Тоже очень плохой воздух становится, видно дымку над городом. Но с Китаем всё равно не сравнить. С Китаем всё намного хуже. У нас эта практика ношения масок на улице, кроме как если человек больной, не распространена. А в Китае все азиаты, китайцы носят эти маски чуть ли не постоянно. У них очень интересно – вы даже когда прогноз погоды смотрите в телефоне своём, там помимо ветра, температуры и прочего указан индекс загрязнения воздуха. Если он выше 100 единиц (я не знаю, конечно, какие там единицы используются) нужно надевать маску. А если 150 и выше, это уже всё.

Сейчас маски есть со всякими смешными рожицами, разноцветные. То есть это уже как элементы стиля что ли. Дизайн какой-то придумывается. Но есть и обычные самые дешёвые, похожие на наши медицинские маски, их тоже полно. В каждом магазине они есть. То есть их не только в аптеках продают, но и просто в магазинах с продуктами, даже в самых маленьких. То есть в Китае всё плохо. По сравнению с нами, всё очень плохо. У нас пока хорошо. И я знаю китайцев, которые приезжают в Екатеринбург и многие из них говорят: «Ох, какой чистый воздух!».

– И как спасается Китай от этих экологических проблем?
Китайцы сейчас разными способами спасаются, они осознают свою проблему экологическую. Сейчас, например, правительство вводит санкции для заводов, особенно которые используют уголь, сжигают что-то, какие-то выбросы производят. Для них установлены жётские санкции по нормам выбросов. И заводы прикрывают. И ограничивают трафик. У них например действует такая система. Номер автомобильный же представляете себе? В определённые дни на дороги могут выезжать машины только с определённой цифрой на номере. В один день номер заканчивается на 1 и 3, всем остальным нельзя. Или, наоборот, 1 и 3 нельзя, а всем остальным можно. В другие дни 2 и 5 нельзя, а всем остальным можно.

Валентина Мельник, начальник отдела по экологии и природопользованию администрации Нижнего Тагила

– На ваш взгляд, ситуация с воздухом в Нижнем Тагиле сегодня какая?
– Нельзя сказать, что она радужная, но по крайней мере она стабильная. За те два с половиной года, которые я работаю, у нас уровень загрязнения атмосферного воздуха снизился с очень высокого до высокого. Последние два года он высокий. Есть приоритетные вещества, по которым у нас бывает превышение концентрации.

– Вы как-то реагируете, когда происходит превышение концентрации?
– Нет, у нас нет муниципального экологического контроля. Просто если я что-то вижу, то обращаюсь в Единую диспетчерскую службу, спрашиваю есть ли аварийные режимы. Если обращаются граждане, то тогда мы взаимодействуем с прокуратурой, с Роспотребнадзором. С министерсовм природных ресурсов.

– Насколько вредно для тагильчан то, что у нас в воздухе находится?
– Законодательно считается, что все в пределах ПДК, это все безопасно.

– По официальным данным на НТМК после того как были ликвидированы мартеновские печи и остановлены устаревшие доменные печи, количество выбросов сократилось на 24 тысячи тонн в год. Кто остается основным источником загрязнения атмосферы в нашем городе?
– УВЗ, НТМК, ВГОК. Наши три кита.

– В Тагиле автомобили загрязняют атмосферу не меньшем чем промышленным предприятия. Такая тенденция наблюдается по всей Свердловской области. Об этом еще в 2013 году заявили в министерстве природных ресурсов и экологии региона. По их данным выбросы автомобильного транспорта составляют более полутора миллионов тонн в год, что вполне сравнимо и даже превышает выбросы промышленных предприятий. Это действительно так?
– Нет, это не так. Сегодня посмотрела сколько у нас приходится загрязнения на транспорт. У нас эта цифра растет, но пока она составляет только 14%.

– Про штрафы говорила Александра из Шанхая. У нас нет таких планов, у мэрии, чтобы вводить штрафы за выбросы?
– Для этого нужны полномочия, чтобы вводить штрафы. У мэрии таких полномочий нет. Штрафы платят предприятия. У них есть плановые платежи, за то, что они природопользователи. Даже если они все почистили и выбросили в атмосферу вещества, но каждое вещество имеет свою ставку платы, и оно в пределах норматива имеет одну стоимость, если они превышают нормативы, то это уже идет двадцатикратный размер. Это называется «плата за негативное воздействие на окружающую среду».

На сегодняшний момент у нас региональной программы по воздуху никакой нет. Сейчас мы готовим свою муниципальную программу, но пока я не могу ничего о ней сказать, так как это все еще в пределах администрации ходит.

– Как работает механизм отслеживания состояния природной среды со стороны власти?
– Есть государственный экологический контроль, который осуществляется на постах наблюдения. У нас есть четыре поста наблюдения и две автоматические станции наблюдения. Можно посмотреть информацию, хоть и не в режиме онлайн, на сайте министерства природных ресурсов, на сайте уральского гидрометцентра. Но мало там веществ в контроле присутствует, даже не все приоритетные вещества, которые у нас есть.

– Комментарий: «Тагил отравлен уже на много поколений вперед. Жить и растить детей здесь нельзя. Нам не показывают истинную экологическую картину в городе, приводят только данные, что все в норме». Вы согласны с этим утверждением?
– А как я могу это проверить? Я так же открываю сайт, пользуюсь данными государственного природного контроля. Так как выстроена вся процедура, там работают аккредитованные лаборатории.

– Только в нашем муниципалитете нет такого контроля?
– Это государственное законодательство.

– То есть у нас нет юридической возможности?
– Да.

– Как вы считаете, уважают тагильчане природу?
– Тагильчане не уважают природу. У нас был 21 числа экологический субботник на Новострое. Мы через неделю туда пришли и там уже все было усеяно бумажками.

– Вы ходите на субботники?
В. М.: – Я там сама гребла и мела.

– Есть такое мнение, что почему я должен идти на субботник и убирать за теми, кто не убирает за собой, а я-то не мусорю. Вы как к такому взгляду относитесь?
В. М.: – Не знаю. Считаю, что конечно лучше предупреждать это все, чем потом убирать. Культура нужна, воспитание.

– Этого достаточно, чтобы улучшить экологическую ситуацию в городе, или еще что-то нужно делать?
– Я считаю, что нужно в семьях правильно воспитывать. Если ребенок воспитывается в семье, где ни папа, ни мама не бросят мимо урны бумажку, то ребенок тоже никогда такого не сделает. А если в семье заведено, что папа бросил, мама бросила, то ребенок откуда будет учиться? Считаю, что все с семьи идет.

Чаттануга (англ. Chattanooga) — город на юго-востоке США, штат Теннесси, административный центр округа Гамильтон. Побратим Нижнего Тагила. Население – 170 тысяч жителей. Ранее считался одним из самых грязных городов Америки. Сейчас это город с благоприятной экологией, высоким уровнем жизни, привлекательной для туристов инфраструктурой.

Любовь Файнентель, координатор проектов общественной организации «Чистый дом» (2004 г.), Линц, Австрия

Чаттануга, конечно, город особый для Америки. В 1969 этот город был признан самым грязным городом Соединенных Штатов Америки с точки зрения загрязнения окружающей среды и конкретно воздуха. В Чаттануге на тот момент существовал коксохимический завод, небольшой металлургический завод, химическая компания, по производству взрывчатки, они работали тоже на оборону. Началась серьёзная очень работа по решению этой экологической проблемы, я думаю этот город был просто выбран в качестве такого образца что ли, что такие проблемы решаемы.

Это была многолетняя огромная программа, видимо даже не одна программа – много программ, с огромными конечно инвестициями и частными и государственными, что очень важно. Это была, прямо скажем, реиндустриализация, то есть в определенные годы в конце 80-х эти производства, самые грязные, были закрыты. Они пошли по пути развития во-первых высоких технологий. Но и еще один очень важный шаг, который они сделали – это инфраструктура туризма.