Один день из жизни старого рояля. Эссе о концерте пианистки из Санкт-Петербурга

17 марта Нижний Тагил посетила пианистка из Санкт-Петербурга, Лауреат Международных конкурсов Анна Шелудько. О репетиции и вечернем концерте расскажет… главный участник мероприятия – рояль «Estonia».

В тот вечер в зале летали ангелы. Места им было вдоволь: зрителей было очень мало. Да я и не претендую на полные залы. Бывают дни, когда меня выкатывают из «кустов» и позволяют сыграть в оркестре кусочек соло. Длится моё счастье недолго, поэтому на центр я не выезжаю, чтобы рабочие сцены не тратили на меня лишнее время. И когда однажды утром я очутился в самом центре событий, когда чья-то рука стала бережно натирать мой бок мягкой тряпочкой, когда меня окружили скрипки, альты, виолончели, когда дирижёр встал прямо возле меня, когда подняли тяжёлую крышку и я, наконец, смог дышать – вот тогда появилась она. Я испугался. Знаете, есть такие пианисты, которые хотят померяться силой, будто вызывают тебя на бой, мол, «давай, покажи, на что ты способен, старая развалина! Да я из тебя сейчас душу вытрясу!». А она села рядом, погладила лёгким пассажем, посмотрела на меня с таким сожалением, что мне стало стыдно за свою неуклюжесть, и я опять расстроился. Вызвали настройщика. Я был честен и сразу ей сказал: «Детка, не жди от меня чудес!» Но она так улыбнулась, что я сразу согласился на любые эксперименты. И мы начали играть Концерт ля минор для фортепиано с оркестром её любимого композитора Роберта Шумана…

Досье: Роберт Шуман – немецкий композитор первой половины 19 века. Литератор, издатель. Мог бы стать великим пианистом, если бы не «переиграл» правую руку во время интенсивных занятий. Чрезмерность, увлечённость, чувствительность – характерные черты его композиторского и литературного творчества. Музыкальный язык близок поэтическому: взволнованность, порывистость, страстность – пряный коктейль из мечтательного томления и острых ритмов. Гиперэмоционален. Своей горячей похвалой весьма смутил юного Иоганнеса Брамса, что обязало последнего всю жизнь оттачивать своё мастерство и сжигать черновики. При активном участии Шумана было создано Баховское общество, вернувшее к жизни забытые сочинения великого гения. Шумана высоко ценили в России. Чайковский называл его «самым выдающимся современным композитором» и пророчил девятнадцатому веку стать «веком Шумана».

…Ещё вчера мне казалось, что жизнь уже сыграна, и нот в ней только семь, а за ними – ничего. Но у меня обнаружились скрытые способности: оказывается, я умею говорить. – Ну, всё, теперь я всё скажу! И я начал жадно, взахлёб рассказывать, как когда-то в молодости мечтал стать великим. Наивный, я полагал, что для этого надо лишь ярче блестеть и звучать громче остальных… Годы пустых мечтаний покрывали меня пылью. – Но я жив, а пока я жив – я буду служить цели, для которой меня создали! Мои струны должны напрягаться и наполнять нутро потоками звука и смысла, мой парус должен быть поднят, и не смейте называть его гробовым словом «крышка». Всё! Отныне я – корабль! Свободно и легко я качаюсь на волнах жизни, озарённый солнцем прожекторов! – Я говорил страстно и дерзко, и лишь иногда с моих клавиш слетали чистые слёзы… Когда прозвучал последний аккорд, я вдруг осознал, что это была не только моя история – моим голосом говорил сам Роберт Шуман.

1 часть Концерта ля минор для Фортепиано с оркестром Шумана

…Я узнал её имя только к вечеру. Ведущая долго рассказывала о её гастролях, конкурсах и наградах, но мне было не важно количество её регалий – только бы скорее она появилась на сцене. И вот она вышла: красивая, стройная, строгая, как античная богиня. Даже если вы не любите слушать музыку, то просто посмотрите на неё. Она и есть – музыка. Началось всё с «Фантастических пьес» Шумана, к тому времени ставшего и моим любимым композитором. А я и не знал, что умею любить! Почему-то пришли на ум строчки Есенина:
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить РОЯЛЬ,
Как умеет он быть покорным…
Одна за другой звучали пьесы, а я всё не мог поверить, что это – я. Такой порыв сегодня вечером. Отчего? («Вечером», «Порыв», «Отчего?» – названия пьес – ред.) Первые пьесы я прожил в каком-то пьянящем дурмане, растворился у неё в руках. Один раз я так забылся, что моя самая вредная клавиша запала и чуть не испортила «Причудливые образы». «Ночью» я взял себя в руки, непринуждённо рассказал «Басню», почудил в «Сновидениях» и уверенно финишировал в «Последней песне». По-моему, я молодец. В зале раздались крики «Браво!». Она скромно поклонилась и…ушла. Постойте, вернитесь! Я не могу расстаться с Вами…

Досье. «Фантастические пьесы» – фортепианный цикл Р. Шумана. Написаны в 30-е годы 19 века – время бурной творческой деятельности и страстной любви к пианистке Кларе Вик.

Она вернулась со звуками вальса Теодора Лешетицкого (номер опуса не знаю, да и какая разница – главное, что мы снова вместе). Вальс пролетел на одном дыхании. Ведущая уже рассказывает о «поэте фортепиано» Фредерике Шопене. Я слушаю. Это она научила меня слушать, до встречи с ней я старался не слышать ничего: ни свой дребезжащий голос, ни шорохи в зале, да и «в кустах» роялю мало что слышно… Итак, Шопен. Скерцо до-диез минор…

Досье. Жанр Scherzo (в пер. – «шутка») сложился в творчестве Бетховена как выражение шутки, игривости. Более ранний пример cкерцо – знаменитая «Шутка» Баха. В скерцо Шопена нет и намёка на юмор. Мятежное время, в которое творил Шопен, камня на камне не оставило от стройного мироздания классиков. Спасая молодое дарование от польских революционных передряг, родители отправили Шопена в Париж. Там напряжённая атмосфера была прикрыта французским шиком: на окраинах бушевала эпидемия чумы, а в парижских салонах гремела слава молодого Листа… До конца своей недолгой жизни Шопен тосковало по родной Польше, а после смерти его израненное сердце сестра композитора отвезла на родину.

Я рыдал басами и заливался горьким смехом. Она не щадила меня, рассказывала всю правду о жизни и смерти. Затем вдруг начинала ласково утешать, и в эти моменты мне казалось, что у меня нет клавиш, что я весь как вода – просачиваюсь через пальцы и вдруг вновь обрушиваюсь градом, бью по щекам и смеюсь навзрыд…

Досье. Во время исполнения этого произведения в зале не раздалось ни малейшего звука. Даже после финального аккорда не взорвались аплодисменты – нижнетагильские слушатели не сразу оправились от музыкального потрясения.

Мы не виделись целых пятнадцать минут антракта. В это время я много думал. Во- первых, у нас большая разница в возрасте, и как бы я сегодня ни старался, она предпочтёт меня, старика, какому-нибудь молодому сильному Стенвею. Потом – Санкт-Петербург и Нижний Тагил. Ну, вы понимаете, о чём я… Зачем обманывать себя? Чувствую, что снова начинаю расстраиваться. Но тут появляются знакомые лица – оркестр «Демидов-камерата». В окружении семьи горе легче пережить…

Досье. Во втором отделении звучал шумановский Концерт для фортепиано с оркестром. Обычно его исполняет полный симфонический оркестр, с духовыми и литаврами, но в этот вечер звучало переложение для камерного оркестра. Конечно, привыкшему к традициям уху недоставало оркестровых красок, но диалог струнных и рояля убедительно создавал атмосферу в духе европейского салонного музицирования.

На репетиции я сделал всё, что могу. На концерте я сделал ещё и то, чего не могу… Но она больше ко мне не приедет. Точнее, приедет, но уже не ко мне: после концерта говорили, что нужен новый рояль, настоящий, концертный. Ну и пусть. А я буду из «кустов» смотреть на неё и вместе с ней размышлять, слушать, любить… Её зовут Анна. Это значит «благодать».

Досье. Во время концерта Анны Шелудько наблюдались необычные явления: изменился звук рояля, улучшилась акустика в зале, многие слушатели признались, что испытывали медитативное состояние полного погружения в музыку, забыв об академичной атмосфере филармонического концерта. По мнению руководства, «это был, пожалуй, лучший концерт за всю историю НТФ».

Текст: музыковед Нижнетагильской филармонии Ксения Шумакова