«Любить за противоречия» — поэт Василий Овсепьян о поэте Евгении Туренко

Накануне не стало тагильского литератора Евгения Туренко. Он умер в Подмосковье, где жил в последние годы, в возрасте 62 лет. Каким человеком был поэт, рассказывает его коллега по перу Василий Овсепьян, вместе с которым Евгений Туренко в 1992 году организовал в Нижнем Тагиле литературную студию «Ступени».

— В то время мы вместе трудились в «Тагильском рабочем». Появлялись новые стихи, было понятно, что за всем современным не успевали. Но со всем этим нужно было что-то делать. И решили создать студию. Это было началом новой творческой жизни, — вспоминает Василий Овсепьян, — К нам сразу же потянулись поэты. В то время мы читали стихи на ступеньках, ведущих к фонтану на набережной. Собирались по субботам, часов в 11. Шёл дождь – мы читали стихи, шёл снег – мы читали стихи. Подходили прохожие,  чтобы послушать нас.  И потом Владимир Вейде, который тоже очень любит стихи, предложил нам назвать студию «Ступени» — раз мы стоим на ступеньках. Мне этот образ очень понравился, ведь можно представить, что ты шагаешь по ступеням, развиваешься.

—  А какую роль в жизни студии сыграл Евгений Туренко?

— Мы с ним были такие разные. Он тяготел к постмодернистской поэзии, я – к классике. И то, что мы были такими разными, могло очень многое дать нашим последователям. Но спустя семь лет из-за расхождения взглядов часть студии ушла: Евгений Туренко считал, что необходимо расчищать место для новой поэзии. Я был не согласен. И после этого каждый из нас пошёл своим путём. Он создал для учащихся студию «Мир» на Вые, вёл поэтический кружок в гимназии №18. Я пытался воссоздать «Ступени». Вообще, литературная среда в то время была очень активна и интересна. А сегодня век поэзии Чайлд-Гарольдов, индивидуализма. Каждый копается в себе, в своих переживаниях. Думая, что он как Мандельштам или Цветаева. Впрочем, в будущем станет ясно, кто прав. Время само отбирает кумиров.

— Каким человеком был поэт Евгений Туренко?

— Творческим, энергичным. Он постоянно занимался экспериментами, искал новые формы, был очень продвинутым. Собрал много последователей. Конечно, он был непростым. Но ведь простота хуже воровства. И можно любить человека даже за противоречия и его заблуждения. Если вообще это были заблуждения. И у него была потрясающая внутренняя энергетика. Он умел читать стихи, и свои и чужие, так, что аудитория оживала от его голоса. Он прожил хорошую творческую жизнь.

— А какое из его стихотворений у Вас самое любимое?

— «Мы будем пить вино и говорить «люблю». Стихи о любви удаются редко, а ему удалось. Он создавал стихи при помощи звукописи, ассоциаций. А такую поэзию обычно трудно воспринимать. Но в этом стихотворении сошлось всё – и звукопись,  и ассоциации и чувства.

Мы будем пить вино и говорить: люблю.
Похоже, скоро дождь дойдёт до преисподней,
осыплется теперь листва, и к ноябрю
прольётся только свет по милости господней.

Не скучно и темно, перезабытый дом,
и некуда идти, смеркается округа,
и правда, что судить не важно ни о чём,
а лишь перебивать молчанием друг друга.

Вчерне блестит огонь, и понарошку не
тоскливо, и легко — придуманно донельзя,
единственно — гляди туда, где, не надейся,
не видно ни следа, и полночь на стекле.

И, в третьих, не возьмёшь взаимное себе,
и бедность не солжёт, а блажь прямее скверны,
и надо ждать числа и снега на земле,
не думав, не гадав и не стыдясь, что смертны.